Александ Аладышев: Мне нравится, когда зритель уходит с середины спектакля, когда что-то для него слишком откровенно

Насколько сложно было работать над ролью? Гамлетов было много, и все они разные...

– Гамлетов были сотни. Я сам пересмотрел несколько десятков кино– и театральных работ. Я прекрасно понимал, что, когда ты читаешь того же Бартошевича по поводу этого персонажа, то очень много неоднозначного. Но внесён стереотип – у кого-то он связан с Лоуренсом Оливье или с Мэлом Гибсоном, в России чаще всего с Иннокентием Смоктуновским или Гамлетом Владимира Высоцкого. У каждого есть представление, что он, кажется, такой, а на самом деле разный. Допустим, знаю, что Лев Додин из «Гамлета», которого играет Данила Козловский, сделал героя жёсткого, циничного. Но мне почему-то показалось в рамках этой постановки – этот парень не герой и не хочет им быть. Он не хочет никому мстить, он больше за мирный путь, но обстоятельства складываются так, что он, конечно, становится зверем. И мало того, начинает от этого получать удовольствие.

Такое прочтение вызвано вашими чертами характера или это мир становится жёстче, что повлияло на то, как сформировался ваш персонаж?

– Больше доверяешь интуиции и, естественно, это связано с твоим собственным организмом. Это режиссёр может придумать со стороны, а я как актёр всё равно иду от самого себя и того, как я сейчас вижу, что мне ближе. Может быть, через десять лет я по-другому буду говорить о Гамлете, захочу его ещё раз сыграть иначе. Тот же спектакль «Сны Гамлета» – там абсолютно другая история. Там человек на самом деле разрушенный. После того как всё произошло, мы понимаем, что он на том свете, какие-то круги ада, которые он проходит. Он каждый раз заново проживает эту историю. К нему приходит призрак, начинает говорить, что он его отец, и заканчивается опять тем, что все погибли. Каждый раз он пытается понять, можно ли поступить по-другому. Первый сон «Быть», второй – «Небыть»... Но это абсолютно другая история, абсолютно другое решение спектакля, и не всегда однозначно люди это воспринимают.

Шекспир творил мировую культуру. Столько столетий, а мы до сих пор о Гамлете – не можем успокоиться. Хотя кто он такой, какой-то принц, царских кровей, чего он так всех заботит? Понять невозможно. У Бартошевича в книге написано, что матросы на корабле во время штиля, чтобы не сойти с ума, смеялись, потому что тогда Гамлет игрался пародией. Сейчас сложно, но интересно увидеть такой спектакль.

Сегодня много говорится о необходимости цензуры и осторожного обращения с классикой, а что вы по этому поводу думаете?     

– Мне сложно об этом говорить, я могу только со своей позиции сказать. Я просто знаю, когда прихожу на спектакли, всегда чувствуется, сделано это по той, другой или третьей причине. Всегда вызывает уважение, когда это сделано ради честного творческого поиска. Там, скорее всего, ничего не будет жёсткого, провокации и непонятных вещей.

Может, это зависит от зрителей, они такого хотят?

– Лично я против цензуры. Но опять же, смотришь на некоторых людей и хочется их по голове ударить (смеётся) за какие-то вещи. Мне кажется, оно всё равно сотрётся, забудется и останется что-то важное.

На какую реакцию зрителей вы рассчитываете после того, как спектакль пройдёт?

– Не могу отвечать за политику театра, потому что я её не строю. Я занят во многих спектаклях, за что безумно благодарен. Я не могу сказать, что цель у спектаклей одна. Единственное, что их объединяет, – сделать что-то живое. Комедия тоже бывает разной. «Гамлет» – это другая история, где хочется задеть. У меня никогда не стоит цель, чтобы зритель просто плакал, просто растрогался. Мне нравится, когда зритель даже уходит, когда ему что-то не нравится, что-то для него слишком откровенно. Говорю не про голое тело, а про другие, духовные вещи. Чтобы просто встряхнуть людей, потому что они привыкли к какому-то определённому восприятию. Иногда его нужно встряхивать, потому что и так уже всё ровненько: «Мы знаем, что хотим увидеть, мы это увидели». И получается, что мы вот так и находимся, ровненько идём.

Ваш Гамлет встряхнёт зрителя? Многие действительно рассчитывают увидеть мучительный выбор, о котором в школе читали.

– Не мне решать. Я знаю, что максимально честно делаю то, что делаю. Всё же по-разному.

А вас Гамлет встряхнул?

– Да, меня давно встряхнул. (Улыбается). Этот один из персонажей, которых хочется играть. Мне почему-то кажется, что Гамлет проходит красной линией через многое, не только западную, но и русскую литературу. У того же Лермонтова, у Вампилова, у Чехова такие герои... Если Лаэрт понятен, то к Гамлету много вопросов. Именно поэтому он так интересен. К нему много вопросов, и у него много вопросов. И почему-то у публики к нему много вопросов столько лет! Пятьсот лет уже скоро будет.